Я не хочу слагать, 
Но слово льётся 
Со дна моей 
Истерзанной души. 
Оно, быть может, 
Смысла и добьётся – 
Ты только путь 
В октябрь укажи. 

Ты только расскажи 
Однажды честно, 
Как выбор сделать, 
Не сорвавшись в сон, 
Когда в душе 
Сомнениям так тесно, 
И пусть он 
Не окажется смешон. 

И пусть он будет 
Осени итогом, 
Листвой кружа, 
Напомнит о былом, 
Я провожу его 
До самого порога 
Лучом беспечным 
В небе голубом...

Красивый круг распался. Жизнь пуста. 
Брожу, как призрак, голосам не внемлю, 
Смотря, как небо рушится на землю 
Со скоростью осеннего листа. 

Дожди-обои-стены-горизонт - 
Одно и тоже на дворе и дома. 
Души тепло и нежная истома 
Исчезли в пустоте, как давний сон. 

Пропасть-забыться-умереть-уснуть. 
Завесить окна и захлопнуть двери. 
И трудно счастью в этот миг поверить, 
Как трудно верить осенью в весну.

Сезон дождей закончился вчера, 
Теперь в глазах безоблачное небо. 
Как хорошо, что прервалась игра... 
Игра смычком по оголённым нервам. 

Фальшивых нот неистовый поток, 
Сбивавший с ног и научивший падать, 
Устав шуметь, трагически умолк 
И превратился в тихонькую заводь. 

Ужели штиль? Ни бури, ни грозы... 
В не мёртвой тишине аккорды вальса 
Так звучны, так воздушны и нежны, 
Что тянутся к смычку привычно пальцы. 

А дальше? Ну а дальше как пойдёт... 
Работают законы бумеранга. 
Быть может через час перерастёт 
Наш лёгкий вальс в неистовое танго.

Уходи, уходи, уходи! 
И не смей ко мне возвращаться, 
Утопили хмельные дожди 
Наше с неба сошедшее счастье. 

Не люблю, не люблю, не люблю! 
Слезы дымкой за ночь растворились, 
Об одном лишь я Бога молю, 
Чтобы раны рубцами покрылись. 

Заживет, заживет, заживет! 
Сердце станет холодным и грубым, 
Грусть утихнет, угаснет, пройдет 
Уходи...только помню я губы. 

Тело жаждет и эхом дрожит, 
И внутри разрывается болью, 
Было ль счастье? Да, нет - миражи, 
Ежедневные игры с любовью. 

Я забуду, забуду тебя! 
Излечусь тишиной и покоем, 
Ты отрекся легко, не любя, 
Сделав душу сердечным изгоем. 

Уходи, уходи, уходи!!! 
И не смей ко мне возвращаться, 
Смыли чувства хмельные дожди, 
Безвозвратно украв наше счастье!

Север крошит металл, но щадит стекло. 
Учит гортань проговорить «впусти». 
Холод меня воспитал и вложил перо 
в пальцы, чтоб их согреть в горсти. 

Замерзая, я вижу, как за моря 
солнце садится, и никого кругом. 
То ли по льду каблук скользит, то ли сама земля 
закругляется под каблуком. 

И в гортани моей, где положен смех 
или речь, или горячий чай, 
всё отчётливей раздаётся снег 
и чернеет, что твой Седов, «прощай». 

 

Иосиф Бродский

Я много в этой жизни понял важного, 
угрюмы и черны мои зрачки, 
но свято уважаю право каждого 
на розовые мутные очки. 

 

Игорь Губерман

Свет фонарей из луж струится, 
Как неземная благодать. 
К ветвям прибившиеся птицы, 
Собой пытаясь согревать 

Остатки листьев, грезят летом. 
Плывут по улицам зонты, 
Подобно бригам и корветам, 
Скрывая всплески суеты 

Течения людского моря 
Под куполами парусов, 
С осенней непогодой споря 
В порывах взбалмошных ветров 

На перекрестках меж домами. 
Сползает мякоть облаков 
Сквозь решето промозглой рани 
Во всхлипы тонущих шагов.

Мне никогда не стать звездой широкого экрана, 
Не быть создателем полезных для науки штук. 
Я человек без важных связей, даже без таланта, 
Я обречён на жизнь без ослепительных заслуг. 

Мне места нет среди художников, поэтов, 
Мой мозг не породит опережающих идей. 
Я прост. Мне в пьесах никогда не быть воспетым. 
Мне никогда и ни за что не стать сложней. 

И пусть я вывернусь хоть даже наизнанку, 
Но в свете лавров я, увы, не проживу свой век, 
Ведь нет во мне ни дара, ни таланта, 
Я лишь посредственный обычный человек.

Я пью черный кофе 
Три раза на дню 
С конфетами тоффи 
И в образе ню. 
Он пьет горький виски 
По дням выходным – 
В соцсети отписки 
Друзьям и родным. 
Сегодня мне грустно 
Пить кофе одной, 
Звала так искусно, 
Но день выходной, 
А кофе – не виски, 
И мы – не друзья, 
На том и зависли – 
Пить вместе нельзя.

Прости меня, любовь, прости 
За то, что я такой предатель. 
За то, что я не мог копить, 
А мог всегда лишь только тратить. 

Я не умел терпеть, любить, 
Я не умел беречь и верить. 
Я мог на чувства наступить 
И в жизни не считал потери. 

Я, как на чёрно-белом фото, 
Ходил всегда совсем один. 
Мой график - это дом, работа, 
А между только - сон, камин. 

Не думал никогда о высшем, 
О том, что будет не мечтал. 
Других людей я редко слышал. 
Тебя, прости, я не искал. 

Прости меня, любовь, прости 
За то, что мог так ошибиться. 
Не в силах был тебя найти. 
Прости, но я не смог влюбиться.

В этой медленной осени чисто, просторно, легко. 
В ней особенно слышным 
становится каждое слово. 
Отдыхает земля и плывут облака высоко. 
И вдоль улиц деревья подчёркнуто рыжеголовы. 
В этой осени варят варенье и жарят грибы. 
В ней с лесною опушкой прощаются, 
будто навечно. 
Затеваются свадьбы. Идёт перестройка судьбы. 
Из шкафов достаются забытые тёплые вещи... 
А туманы всё чаще ползут с погрустневшей реки. 
И на рынках заманчиво высятся дынные горы. 
И гордятся загаром недавние отпускники. 
И убавился день. И прибавилось мокрой погоды. 
В этой осени есть ещё множество горьких примет: 
в ней, как будто в театре абсурда на призрачной сцене, 
до сих пор к перелёту готовятся стаи ракет, 
этот город и улицы эти держа на прицеле. 

 

Роберт Рождественский

В море мечется небо синее. 
Волны будто гаргульи грозные. 
Кто-то мог заплывать за линию, 
Ну а мы для другого созданы. 

Горы высятся, прячась в крокусы, 
То - зверей необъятных статуи. 
И такие, как мы, оболтусы 
Очень часто оттуда падали. 

Люди изредка верят на слово, 
Отмеряя за всё доверие. 
Кто-то врал, что все будут счастливы, 
А такие, как мы, поверили. 

Люди небом на землю посланы, 
Чтоб миры не казались скучными. 
Мы с тобою как будто созданы 
Для различных несчастных случаев.

Ты слишком рядом, ты болью в мыслях! 
Закрою окна, захлопну дверь. 
Я через стены твой голос слышу, 
Я в своём доме забитый зверь! 
Ты слишком рядом... вон там... за стенкой... 
Всего два шага - твои глаза! 
Ты слишком рядом с улыбкой нежной... 
Чужого мужа любить нельзя! 
Нельзя так странно и так открыто 
Дрожать от звуков твоих звонков. 
И с замираньем чрез стены слышать 
В подъезде шорох твоих шагов. 
Нельзя так нагло в твоей машине 
Упасть в объятья и целовать. 
Чужого мужа в Родном мужчине 
До боли в пальцах к жене ревновать! 
Ты слишком рядом, ты очень в сердце, 
Под ногти дрожью и до волос. 
Чужой мужчина - Родным и Близким 
Ты в каждой клеточке в меня врос! 
Ты слишком рядом к моей квартире, 
Когда темно, мне так хочется выть! 
Тогда все мысли и звуки мира 
Мне запрещают тебя любить!...

Я жизни не боюсь. Своим бодрящим шумом 
Она дает гореть, дает светиться думам. 
Тревога, а не мысль растет в безлюдной мгле, 
и холодно цветам ночами в хрустале. 
Но в праздности моей рассеяны мгновенья, 
Когда мучительно душе прикосновенье, 
И я дрожу средь вас, дрожу за свой покой, 
Как спичку на ветру загородив рукой... 
Пусть это только миг... В тот миг меня не трогай,

Иннокентий Анненский 

Игорь Северянин 

Сколько боли мне нужно вытерпеть? 
Почему быть должна я сильною? 
От печали мне что - не выть теперь? 
Мне терпеть эту грусть обильную? 

Мне заткнуться и не страдать теперь? 
Мне простить все твои предательства? 
Сколько сил мне ещё отдать тебе, 
Чтоб закончились издевательства? 

Отпусти меня. Отпусти меня! 
Я же чувствую, что ненужная. 
Через год ты не вспомнишь имени. 
Мстить не буду - я безоружная. 

Убивает твоё молчание. 
Ты бессовестный и бесчувственный. 
Нет в тебе даже сострадания, 
Нет ни жалости, ни сочувствия. 

Я тебя покидаю первая. 
Не держи меня и не жалуйся. 
Не хочу больше тратить нервы я. 
Отпусти! Я прошу! Пожалуйста!

Мама дочь ругает строго 
За ночное возвращенье. 
Дочь зарделась у порога 
От обиды и смущенья. 

А слова звучат такие, 
Что пощечин тяжелей. 
Оскорбительные, злые, 
Хуже яростных шмелей. 

Друг за другом мчат вдогонку, 
Жгут, пронзают, как свинец... 
Но за что клянут девчонку?! 
В чем же дело, наконец? 

Так ли страшно опозданье, 
Если в звоне вешних струй 
Было первое свиданье, 
Первый в жизни поцелуй! 

Если счастье не из книжки, 
Если нынче где-то там 
Бродит он, ее парнишка, 
Улыбаясь звездным вспышкам, 
Людям, окнам, фонарям... 

Если нежность их созрела, 
Школьным догмам вопреки. 
Поцелуй - он был несмелым, 
По-мальчишьи неумелым, 
Но упрямым по-мужски. 

Шли то медленно, то быстро, 
Что-то пели без конца... 
И стучали чисто-чисто, 
Близко-близко их сердца. 

Так зачем худое слово? 
Для чего нападок гром? 
Разве вправду эти двое 
Что-то делают дурное? 
Где ж там грех? Откуда? В чем? 

И чем дочь громить словами, 
Распаляясь, как в бою, 
Лучше б просто вспомнить маме 
Сад с ночными соловьями, 
С песней, с робкими губами - 
Юность давнюю свою. 

Как была счастливой тоже, 
Как любила и ждала, 
И тогда отнюдь не строже, 
Даже чуточку моложе 
Мама дочери была. 

А ведь вышло разве скверно? 
До сих пор не вянет цвет! 
Значит, суть не в том, наверно: 
Где была? Да сколько лет? 

Суть не в разных поколеньях, 
Деготь может быть везде. 
Суть здесь в чистых отношеньях, 
В настоящей красоте! 

Мама, добрая, послушай: 
Ну зачем сейчас гроза?! 
Ты взгляни девчонке в душу, 
Посмотри в ее глаза. 

Улыбнись и верь заране 
В золотинки вешних струй, 
В это первое свиданье, 
В первый в жизни поцелуй!

Эдуард Асадов 

О, жизнь моя! Не надо суеты, 
Не надо жалоб, — это все пустое. 
Покой нисходит в мир, — ищи и ты покоя. 

Мне хочется, чтоб снег тяжелый лег, 
Тянулся небосвод прозрачно-синий, 
И чтоб я жил, и чувствовать бы мог 
На сердце лед и на деревьях иней. 

 

Георгий Адамович

Пускай ты выпита другим,
Но мне осталось, мне осталось
Твоих волос стеклянный дым
И глаз осенняя усталость.

О, возраст осени! Он мне
Дороже юности и лета.
Ты стала нравиться вдвойне
Воображению поэта.

Я сердцем никогда не лгу
И потому на голос чванства
Бестрепетно сказать могу,
Что я прощаюсь с хулиганством.

Пора расстаться с озорной
И непокорною отвагой.
Уж сердце напилось иной,
Кровь отрезвляющею брагой.

И мне в окошко постучал
Сентябрь багряной веткой ивы,
Чтоб я готов был и встречал
Его приход неприхотливый.

Теперь со многим я мирюсь
Без принужденья, без утраты.
Иною кажется мне Русь,
Иными кладбища и хаты.

Прозрачно я смотрю вокруг
И вижу, там ли, здесь ли, где-то ль,
Что ты одна, сестра и друг,
Могла быть спутницей поэта.

Что я одной тебе бы мог,
Воспитываясь в постоянстве,
Пропеть о сумерках дорог
И уходящем хулиганстве.

Сергей Есенин